БАЛТИЙСКИЙ ВО ЗАЛ, – прочитал Иван надпись над входом. Буква «К» почему-то выпала.
Они поднялись по ступеням – боевым порядком. Один бежит, другой прикрывает. Остановились на крыльце.
Глухая резиновая тишина.
«Входим», – показал Иван жестами. «Смотреть в оба».
Вокзал был огромен – даже по Ивановым меркам больших помещений. Диггер прищурился, огляделся. Справа ряды ларьков. Раньше противоположная от входа стена была почти целиком из стекла, теперь это скорее напоминало огромный дверной проем. Ворота в железнодорожную вечность. Стальные балки, перечерчивающие проем крест накрест, были оплетены тонкими лианами.
Дальше – за противоположной стеной – начинались перроны. Иван увидел зелено-ржавый поезд, стоящий на одном из путей.
Пасмурное небо почти не давало тени. Но Иван все равно рефлекторно переступал бледные тени балок на полу.
– Смотри, – его толкнули в плечо. Иван повернул голову.
Семья скелетов расположилась у справочной стойки. Папа, мама, двое детей – видимо. Голые костяки, обрывки одежды. Рядом с мертвецами застыли чемоданы – распотрошенные, с выпущенными наружу внутренностями; светлые некогда вещи стали желто-черными от пыли, окаменели. Семья ехала на отдых. Или от бабушек… Или еще куда.
Вперед!
Диггеры пересекли зал ожидания и перебежками вышли к путям.
«Направо», – показал Иван. Там, дальше вдоль путей находилось раньше железнодорожное депо.
Составы ржавели, заброшенные так давно, что успели забыть, кто такие люди. Громоздкие железные звери, стянувшие свои тяжелые тела, чтобы умереть в одном месте. Но не все умерли…
Паровоз был такой, как его описывал профессор.
– Отлично! – сказал Иван. – Проф?
– Увы, нет. Бесполезно, – профессор покачал головой.
– Проф, вы что? Вот же он стоит – смотрите! Ваш паровоз.
Черный, солидный. Краска слегка облупилась, местами потеки ржавчины – но выглядит куда крепче своих более современных собратьев. Иван даже залюбовался. Рабочая машина.
– Пути, – сказал Водяник.
– Что пути? – не понял Иван. – Так он на путях и стоит – вон, смотрите. Просто другая ветка…
– Пути перекрыты, – в голосе профессора была космическая усталость. – Видите состав, Иван? Сколько нам таких, по-вашему, нужно сдвинуть?
Иван прикинул. Скинуть вагоны с путей им вряд ли удастся, значит, придется толкать.
– Один, ну два.
– Нам не хватит мощности, – сказал Водяник. – Во времена этого черного красавца составы были гораздо короче. А тут мы один состав будем толкать до самого Соснового Бора. Тут вагонов шестнадцать, если не больше. А маневрового тепловоза, чтобы распихать их по запасным путям, у нас нет. Я-то надеялся… – он вздохнул, махнул рукой в двупалой перчатке. – Плакал ваш Сосновый Бор, Иван.
Расклеился Проф.
Иван дернул щекой. Еще бы не расклеиться.
В этом момент он снова услышал этот звук – сдавленный скрежет прогибающегося под чудовищной тяжестью металла. Все-таки не зря он не любит такие здания.
– Все назад, – приказал Иван. – Быстро! Отступаем.
Поздно.
Звездочет скинул автомат с плеча, прицелился.
Грохот автомата разорвал пустоту вокзала.
Тварь перепрыгнула с балки, спустилась вниз. Иван махнул своим рукой – отступайте, побежал обратно. Автомат – к плечу.
Чертова тварь слишком быстрая.
Огнем двух автоматов они отогнали ее – ненадолго. Тварь прыгнула наверх по стене вокзала, зацепилась за балку и исчезла. Почему я не мог ее рассмотреть? – подумал Иван. Очень быстрая. Чертовски быстрая.
– Отступаем.
Они вернулись к вестибюлю Балтийской, Иван пропустил всех вперед. Звездочет бежал последним.
– Быстрее!
Добежал. Встал перед Иваном. Лицо за пластиковой маской довольное, улыбается.
– Видел, как я его?
– Видел, – сказал Иван. – Давай внутрь.
Он отвернулся, чтобы отогнуть лист жести. Странный звук заставил его повернуться…
– Звездочет, – сказал Иван. – Звездочет, не надо так шутить.
Звездочета не было.
На растрескавшемся асфальте остался лежать желтый футляр для очков.
Скрип двери. Иван даже не обернулся. Так и остался лежать на койке, глядя в точку перед собой – каверна в бетонной стене, если поковырять ногтем, вываливается крошка. Звук шагов. Сейчас он услышит насмешливый голос Убера или ломающийся – Кузнецова.
Это точно не Профессор, тот слегка подволакивает ноги – шелестит, демаскирует команду…
– Простите, – сказали сзади низко.
Иван повернулся. На Убера гость не походил, на Кузнецова тоже. Высокий, плечистый, в черной морской шинели. Крупная челюсть. Почти белые волосы – недостаток меланина. Глаза темные и блестящие. Что-то в облике гостя показалось Ивану подозрительным. Легкая рыхлость, что ли? Красноватый нос. А не прикладывается ли товарищ моряк временами к фляжке… которая, скажем, у него в нагрудном кармане шинели?
Черная морская шинель. Вот почему я сразу не послал его подальше, понял Иван. Кмициц носил такую же. Как называется это чувство? Ностальгия?
«Один приличный человек на всю Адмиралтейскую, и тот…»
Умер.
– Вы – Иван? – спросил моряк. – Меня зовут Илья Петрович. Красин. У меня к вам предложение.
Опять диггить? Нет уж.
– Я этим больше не занимаюсь, – сказал Иван. – Так что зря тратите время. Могу сказать вам «до свидания», если хотите. Я сегодня подозрительно вежливый.
Красин как будто удивился.
– Вы же диггер?
– И что из этого? – Иванов «День вежливости» закончился.
– Скажите, а на набережной Лейтенанта Шмидта вы бывали? – Красин смотрел с непонятным терпением.