И туда мы тоже не пойдем.
Здорово было бы однажды забраться внутрь Исаакиевского собора – Иван много слышал от стариков, как внутри офигенно, но вот все не доводилось. И не доведется, возможно.
– Ван!
Он развернулся, забыв поднять окуляры тепловизора. Блин! Отшатнулся. В первый момент Ивану показалось, что перед ним – ядерная вспышка.
В поле зрения тепловизора оказался человек-Армагеддон, пылающий в желто-красно-зеленом спектре. Иван поднял руку и сдвинул окуляры тепловизора на лоб. На какую-то ненормальную яркость эти приборы выставлены. Глаза горят, точно обожженные.
Вместо человека-Армагеддона перед ним был Уберфюрер.
– Ван, слышишь?
– Что? – спросил Иван.
– За нами вроде идет кто-то. Чуешь?
Им повезло с погодой и временем года. Сейчас в Питере стояли знаменитые белые ночи, если календарь Профа не врал. Впрочем, календарь Звездочета расходился с ним всего пару дней, так что…
«Время гулять до утра и фотографироваться у мостов», как сказал профессор.
Угу. А до утра им нельзя. Глаза, привычные к искусственному свету метро, наверху не выдержат и нескольких минут. А вот серые сумерки, вроде тех, что сейчас – самое то для диггеров.
И светло, и глаза не режет.
Все-таки тепловизор отличная вещь – он отмечает разницу в температуре тела в десятую долю градуса. Через него практически любой человек, любая тварь, как бы она ни пряталась, видна как на ладони. Главное, чтобы она была хоть чуть-чуть теплокровной.
Тепловизору не помеха туман, отсутствие света, дым. С тепловизором можно идти по туннелям метро без всяких фонарей, чего даже прибор ночного видения не позволяет – тому нужно хотя бы слабое освещение. В общем, идеальная вещица для диггера. И еще удобнее тепловизор на поверхности, в городе. Даже глаза, привычные к слабому свету, не могут отличить тварь с расстояния в километр. А тепловизор – легко.
Кстати, насчет километра.
Иван повернул голову, всмотрелся. Так и есть.
– Что там? – спросил Уберфюрер, уже сообразив, что просто так им не отделаться.
– Собаки Павлова, – сказал Иван. – Запалят нас – и конец. Замерли и стоим как можно тише, и чтобы ничего не звякнуло. А то сожрут с потрохами. Тихо, я сказал! Предохранителями не щелкать, яйцами не звенеть, – вспомнил он обычное наставление Косолапого. – Они в основном на звуки реагируют. Ти-ши-на.
Ожидание длилось бесконечно.
Огромная стая собак светящейся зелено-красно-желтой массой перетекала Дворцовый мост, разбивалась на тонкие цветные струйки, затапливала набережную.
Подводная лодка с номером на рубке С-189. Некогда серая, а теперь потемневшая, с пятнами ржавчины. Много лет назад ее подняли со дна гавани для старых кораблей, починили, залатали, отремонтировали и перегнали к набережной Лейтенанта Шмидта.
Сделали из нее музей.
– Ну и зачем нам лодка-музей? – спросил тогда Иван у Красина, в первую их встречу.
– А вот зачем… там, на ней, внутри все законсервировано. И вполне возможно, все уцелело. Корабельный дизель. Приборы. Да много чего. Возможно, это единственный корабль во всем Питере, который сможет двигаться своим ходом.
…Своим ходом, значит. Иван покачал головой. Вот мы сегодня и проверим.
Он надвинул на глаза тепловизор и пригляделся. Идти в нем не очень удобно, а вот находить цель и стрелять – одно удовольствие.
Собаки – красно-желто-зеленая светящаяся масса – перетекли Дворцовый мост и теперь спускались вниз по Дворцовой набережной, вдоль Эрмитажа. Сколько же их? В окулярах тепловизора они сливались в яркую медузу, в единое существо, выбрасывающее в стороны тонкие щупальца.
Вот и последние капли этой биомассы перетекли вниз, вот они уже у Троицкого моста…
– Теперь побежали, – Иван поднял тепловизор на лоб. – Быстрее!
Они рванули. Стук сапог и ботинок по мостовой, плеск воды. Мокрое эхо, отлетающее от пустых домов. Теперь диггеры бежали по Английской набережной. Если не сворачивать на мост, а двигаться прямо, то скоро они пробегут мимо мертвых судов: черный рыболовецкий, затонувший, весь из тупых углов, какое-то экспериментальное судно – Иван в прошлый раз подходил и видел надписи (хотя больше похоже на военный катер), желто-синий, весь такой игрушечный корабль с ржавыми ветками кранов… Иван забыл, как он назывался. Какой-то «Тони» или «Том»? Неважно. Впрочем, сегодня нам не туда.
Теперь к мосту. Быстрее!
Забежав, Иван поскользнулся на мокрых ступенях, начал падать. Вот придурок! В тепловизоре толком же не видать…
Блин. В последний момент выставил руки… Гранитная набережная толкнулась в ладони. Звяк! Прибор ударился о гранитный парапет, слетел с головы – старые ремешки не выдержали, лопнули. Иван поднялся, вокруг было все серое. Красота, блин. Уберфюрер уже стоял рядом, прикрывал. Остальные диггеры, тяжело дыша, подбежали и остановились.
– Ты в норме, брат? – спросил Убер, не поворачивая головы.
– Да, – Иван наклонился, поднял прибор. Окуляры треснули, точно. Приложил к стеклам противогаза – темнота. Отнял.
Выругался. Положил на парапет.
Вот и все. Недолго тепловизор проработал. Иван вздохнул. Придется по старинке.
Через мост прошли без приключений. Вышли на Лейтенанта Шмидта. У самого берега застыла, уткнувшись носом в каменный бок набережной, ржавая баржа с надписью… Иван прищурился…с надписью «Косино» на борту. За ней еще баржа, почти такая же. Но та уже почти погрузилась на дно реки, только кормовая надстройка возвышалась из темной невской воды.
Подводная лодка должна быть дальше. В последний раз он ее видел дальше по набережной в сторону Залива.