Тот, кто ему нужен, тоже там. Но в последнее время Серый начал сомневаться. У того, кто находился в здании, был очень четкий, характерный отпечаток мозга. Серый видит его сейчас перед собой. Ветвящаяся красно-желтая схема, уходящая в позвоночный столб. Вот он. Серый медленно поворачивает голову.
Но этот отпечаток неидеален.
Словно тот, за кем он гонится, – тот и одновременно не тот.
Или даже два человека в одном. Разве так бывает?
Серый смотрит.
Пелена мелкого дождя закрывает вид на здание, вносит помехи в прием сигнала – поэтому Серый не так отчетливо видит, где сейчас люди. В этом здании много посторонних излучателей, эфир забит, и к тому же…
Серый поднимает голову.
Там, внутри, огромное красное сердце. Чудовищная мощь. Если бы Серый мог испытывать чувства, он бы испытал благоговение. Но сейчас он просто стоит и смотрит.
Красное сердце клокочет и горит.
Излучает. Ах, как оно излучает.
Раны болят.
Древесный человек оказался опасен. Серый удивлен. Древесный вступил с ним в схватку. Более того, он оказался серьезным противником. Раны болят – Серый не ощущает это как боль, скорее как очередные досадные помехи. Восприятие сигналов нарушено.
Но это пройдет.
Серый вдыхает. Под серой кожей, начинающей дрожать от холода и потери, клокочут легкие. Теперь ему нужно дышать, чтобы восстановить силы.
Но с древесным лучше больше не связываться.
Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.
И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.
Веганцы – не люди, сказал генерал. А я тогда ему не поверил, подумал Иван. И вот теперь я вижу перед собой получеловека-полутварь, которую старик называет «сыном». Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав – и веганцы давно не люди. Что там творилось жуткое – это я сам могу рассказать.
В помещении конференц-зала собрались все участники экспедиции – и Федор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.
Мирные переговоры, блин. Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Уберфюрер даже притащил свой пулемет.
– Что с ним случилось? – спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.
Федор покачал головой.
– Он говорит, что столкнулся с каким-то новым хищником. Он был огромный и серый.
Иван с Уберфюрером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!
– Вы знаете, что это или кто это, правильно? – старик перевел взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. – Кто это?
Иван вздохнул.
– Мы не знаем, кто он, – сказал диггер. – Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами – мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.
Молчание.
– Вы привели с собой эту тварь, – тихо и обвиняюще сказал Федор. – И она ранила моего сына. Моего сына!
– Эту тварь, – жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. – Эта тварь еще всех нас переживет, вот увидите.
– Лаэс, – сказал старик. – Не тварь.
Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.
– Лаэс, – повторил он. – Запомните. Его зовут Лаэс.
Он отвернулся, пошел к раненому. Древочеловек застонал – утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.
– Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… – мечтательно произнес Федор. – Имя для молодого и прекрасного бога.
Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.
– Так ты еще и ксенофоб? – холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.
– Какие ты слова, однако, знаешь… – Уберфюрер помолчал. – Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая фигня.
– Чужой, – сказал Иван. – Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.
– Думаю, пора прощаться, – сказал старик. Губы его тряслись.
Иван посмотрел на его морщинистые руки, они сейчас дрожали.
– Да, пора. Сегодня вечером мы уйдем, – Иван помедлил. – Осталось придумать, как нам добраться до Питера…
Он хотел добавить «домой», но вовремя остановился. С некоторого времени становишься суеверным даже в мыслях. Верно, Иван?
– Я могу помочь, – сказал Федор.
С минуту Иван смотрел на смотрителя реактора, потом поднял бровь:
– Серьезно?
Съемная дрезина, раньше такие специально использовали, чтобы можно было снять их с рельсов и снова поставить. На них обычно ремонтники ездили – целыми бригадами.
Хороший вариант. Единственное, никакой защиты от тварей.
Впрочем, выбирать не приходится.
Они загрузились.
– Он ленинградский до мозга костяшек, – продекламировал Федор. Посмотрел на диггеров. – Спасибо, что заехали в гости. Приезжайте еще. Мы с Лаэсом будем рады…
Мелкий накрапывал дождь, подумал Иван почему-то стихами.
Федор Бахметьев вышел их провожать. Когда мотодрезина тронулась, Иван долго смотрел на оставшуюся позади худую фигурку старика. Понурая, одинокая. Потом, когда фигурка стала совсем маленькой, к ней из леса или из-за контейнеров (вообще непонятно, откуда взялась) вышла высокая – не по-человечески высокая фигура. Наклонилась низко, будто что-то сказать.
В последний момент, когда они исчезали вдали, Иван увидел, – или ему это только показалось? – что старик поднял руку и положил высокой фигуре на плечо.