Питер - Страница 36


К оглавлению

36

Стоя над поверженным врагом, Иван оглядывается.

КРАСНОЕ.

Белое лицо Маяковского на кровавой стене – чудовищное, огромное – качается перед глазами Ивана. Кажется, что оно проступает сквозь слой крови.

Полстанции заволокло дымом. Ревет пожарная сирена. И света – сколько все-таки здесь света!

Очередь бьет в проем снизу, из подземного перехода. С визгом рикошетят пули, выбивая из стен куски кроваво-красной смальты. Одна из пуль попадает в световой карниз, тук, с громким хлопком взрывается лампа. Меньше света. Иван пригибается. В сверкающем облаке осколков и дымки, Иван видит (вот же фигня) силуэт бегущего тигра. Дергает головой. Моргает. Не сейчас. Мимо бегут люди в камуфляже. Иван дергается было… выдыхает. Это свои.

Резкая вонь пороха и ржавый запах крови. Дым.

КРАСНОЕ.

* * *

Из дыма, заполнившего станцию, выходит Шакилов, морщится, держится за щеку. Лицо у него залито кровью, левая сторона – один громадный синяк.

– Что с тобой? – спрашивает Иван. Шакилов морщиться, сплевывает кровью.

– Да, поскользнулся, – говорит он. – Упал мордой прямо в ступеньки. Все поразбивал. Видишь, – он обнажает зубы в улыбке. Двух или трех передних нет. Еще парочка стоит криво. Розовые от крови. – Ну, как, смешно?

– Еще бы, – говорит Иван. – А что со станцией?

Шакилов поднимает руку. Взявшись пальцами, расшатывает и выдергивает зуб – лицо перекашивается от боли, багровеет от усилий. Р-раз.

Он бросает зуб на пол. Сплевывает – сгусток крови алеет на светлом мраморе пола. Белый зуб, точно кусок пластмассы…

– Фсе, – говорит Шакилов. – Маяк наша. Блин.

Поднимает руку и начинает расшатывать следующий зуб.

– А Восстания? – спрашивает Иван. – Удалось прорваться?

Шакилов молча качает головой. Убирает руку, сплевывает красным. Его куртка запачкана кровью и чем-то серым – глиной, похоже. Он смешно двигает губами, языком проверяет зубы. Потом смотрит на Ивана с кровавой ухмылкой и говорит:

– Успели, сволочи. Это тебе не салаги какие-нибудь. Они там баррикаду устроили.

– На обоих выходах?

– Ага. – Шакилов морщится: – А ну их нах. Прикладом-то за что?

Глава 6
Химики

Похороны нужны для живых.

Иван смотрел, как укладывают тела на платформе – ровными рядами. Спохватился, стянул с головы шапочку. Волосы грязные и давно не мытые. Ветерок, приходящий из туннелей, непривычно холодил затылок.

Мортусы – в брезентовых плащах, в белых масках на лицах. У некоторых респираторы. Зловещие, как… как и положено служителям смерти в общем-то. Иван смотрел. Мортусы заворачивали каждое тело отдельно в пленку, заделывали скотчем. Потом закрывали брезентом. Была в их неторопливых движениях особая сдержанность, даже чопорность.

Сегодня им предстояло много работы. Одних убитых на станции больше трех десятков.

И будут еще.

Иван слышал, что в заброшеной вентшахте у Проспекта Славы мортусы построили гигантскую печь-крематорий, чтобы сжигать трупы. Вывели подачу воздуха с поверхности, дымоход, само собой. Пятьдесят метров труба получилась. Тяга такая, рассказывал дядя Евпат, что рев пламени слышно за пару перегонов.

Но все равно это не настоящий крематорий, потому что кости не сгорают. Для этого нужна температура гораздо выше.

Поэтому в туннельном тупике за станцией Проспект Славы мортусы складывают обожженные, голые костяки один на другой. И теперь их там тысячи. Целый город скелетов.

А будет на тридцать с лишним больше.

– Приготовиться отдать последние почести, – глухо скомандовал главный мортус, когда все тела приготовили в последний путь. – Минута молчания в память о павших. Сейчас.

Иван склонил голову. Тишина расползлась по станции, поглощая отдельные очаги разговоров и шума.

Василеостровцы, адмиральцы, невские, с Гостинки, наемники – все стояли и молчали. Вот что по-настоящему объединяет людей, подумал Иван. Смерть.

Я хочу домой. Иван стоял, ветерок обдувал затылок и шею.

Я. Хочу. Домой.

– Минута закончилась, – сказал главный мортус. – Прощание закончено.

Иван надел шапку, посмотрел, как уходит в туннель караван мортусов.

Потом двинулся к своим.

Жрать охота, просто сил нет.

* * *

Над железной кружкой с толстыми стенками поднимался пар. Иван втянул его ноздрями – влажный, горячий – и поднес кружку к губам. Аккуратно отхлебнул, стараясь не обжечься. Кипяток, едва-едва, на самой границе чувствительности, отдавал сладостью. Стенки кружки не горячие, особая технология времен до Катастрофы – двойные, между ними вакуум, он не проводит тепло. Когда-то давно, когда еще был жив Косолапый, Иван нашел кружку в заброшенном супермаркете среди других полезных вещей. Складной топор. Термос защитного цвета. Оранжевые футболки.

Еще там был огромный глобус из желтого камня. Иван тогда провел пальцами по гладкому боку Земли. Названия городов, которых больше нет. Нью-Йорк, Мехико, Буэнос-Айрес, Сантьяго-де-Чили, Тверь, Бологое, Нижний Новгород, Москва. Магазин для путешественников, сказал Косолапый. Вернее, для тех, кто хочет почувствовать себя путешественником – сидя при этом дома.

Да, Москва…

Что-то не спешат москвичи на помощь к бордюрщикам, а? Иван хмыкнул. Еще бы.

После взятия Маяка прошло пять дней. Бордюрщики отбили все атаки Альянса и даже пытались контратаковать. Что они там орали в прошлый раз? Иван поморщился. «Царь Ахмет предлагает вам сдаться, питерцы! Тогда вас пощадят». Ага, держите карман шире. На самом деле – патовая ситуация. И еще чай, блин, закончился.

Иван отхлебнул еще, поставил кружку на пол. Его команду отвели на отдых на Невский. Иван обмакнул галету в кружку, откусил кусок размокшей пластинки, начал жевать.

36