Кузнецов растерянно посмотрел на автомат у себя в руках, потом на Ивана.
– А, – сказал он. – Я… я думал. Ой, блин. Я же чуть его…
– Ничего, – сказал Иван. – Это я виноват, извини. Давай, Миш, топай на станцию, приду – поговорим. А мы тут с товарищем разберемся.
– Вы! Как вы смеете! – цивильный наконец обрел голос.
Забавно, что когда его без разговоров ставят к стенке, он всем доволен. А как спасают – так сразу претензии.
– Как тебя зовут? – спросил Иван, когда Кузнецов вышел.
Цивильный поперхнулся. Потом сказал:
– Борис Евгеньевич… Боря.
Знаю я одного Борю, подумал Иван. А что, они даже чем-то похожи…
Иван протянул ладонь. Цивильный посмотрел на нее с опаской, потом Ивану в глаза и сглотнул. Неуверенно сунул руку. Иван крепко сжал, встряхнул. Пальцы у цивильного были вялые, но цепкие, словно с пружинками внутри. Иван поднял брови, хмыкнул.
– Ну, будем знакомы, Боря. Извини за дурацкие шутки. Выпить хочешь? В лечебных, так сказать, целях.
– Э-э… вся мировая обще… Кхм, – цивильный остановился. Почесал нос. – Не откажусь.
– …черви дождевые гигантских размеров вымахали. До двух метров и больше – и даже с зубами некоторые. Грызут землю, бетон, щебень. Дерево им вообще на разминку челюстей. И только чугунные тюбинги им пока не под силу, слава богу. А из червей всего опасней тахометры, которые на звук шагов реагируют. Только идешь чуть быстрей, поторопился, зачастил – и все, прощай. Догонят и ноги оторвут начисто. Поэтому там, где они есть – на Уделке, например, все ходят медленно-медленно. Как в воде плывут.
– Фигня все это, – сказал другой голос. – Какие к черту два метра? Метр-полтора от силы. Толщиной с палец примерно. Слегка бледноват, но с виду вполне обычный, как до Катастрофы были. Сам видел, ага. Че я тебе, врать буду? Так вот, там, на станции этой, из них фарш делают и котлеты, пельмени за милую душу лепят, варят и под водочку потребляют. Вкуснота, говорят, пальчики оближешь. Китайский рецепт!
Иван слушал этот треп вполуха. После взятия Маяка его команду отвели на Невский, на отдых.
И то дело. Все-таки с организацией у адмиральцев становится все лучше. Нарабатывается опыт.
Еще пара месяцев боевых действий, и будет отлаженная военная машина…
Нет уж, подумал Иван. На фиг, на фиг такое счастье.
Он перевернулся на другой бок, не открывая глаз, потянул тонкое одеяло на голову. Голоса зудели, мешали. От давно не стиранного одеяла воняло мочой.
– А вот у нас черт один был, упрямей в метро не найдешь, – заговорил третий голос. – Мы ему говорим – не ложись просто так, что-нибудь твердое обязательно под зад подкладывай. Не послушал. Лег прямо на землю. Я еще помню, прежде чем глаза закрыть: перевернулся он на левый бок. А утром просыпаемся, подъем, умывание, утренний туалет, все дела – все встали, а он не встает. Как лежал на боку, так и лежит. Я, говорит, братцы, что-то разоспался. Нога у меня затекла. Помогите, говорит, встать. И руку тянет. Начали мы его поднимать, – а он орет как резаный. Что за притча? Откинули одеяло – мама родная! Он потому встать не может, что сквозь бедро у него червь тянется… Я как сейчас помню: выходит из земли, проходит сквозь мясо и снова в землю уходит. Давай мы его тянуть, чтобы он внутри… не остался. Куда там. Извивается, тонкий, нам его и трогать-то впадлу…
Болтуны. Иван поморщился. Голова слегка побаливала после вчерашнего «примирения» с цивильным Борей.
Черви, значит?
Иван вздохнул.
Мне бы ваши проблемы…
Нож был странный. Иван таких еще не видел. С широким, как у топора, лезвием в виде лепестка, загнутым под углом внутрь. Тяжелый. Рукоять из шершавого дерева хорошо лежит в ладони, только орнамент лишний. Иван примерился – да таким ножом башку можно срубить. Легко.
– Как говоришь, называется?
Уберфюрер улыбнулся. Хуже ребенка.
– Кукри.
– Это фто? – Шакилов аж подался вперед.
– Нож гуркхов, – пояснил Уберфюрер гордо, словно сам был по меньшей мере «почетным гуркхом». – Была такая элитная воинская часть в британской армии. Набиралась из коренных непальцев. Ну, из тех, что не пальцем и не палкой… Отличные солдаты. Лучшие в английской армии.
У Шакила загорелись глаза:
– Откуда фсял?
– Откуда взял, там уже нет, – отрезал Уберфюрер. – Это я еще до Катастрофы успел раздобыть. Настоящая непальская работа. Они там дома такими дрова рубят. А когда на войне – то головы.
Подумал и добавил.
– Рубили, само собой. Может, где в лондонском метро пара гуркхов и выжила. Ну, я очень надеюсь на это.
– А они разве не негры? – подколол его Иван.
– Не, там что-то индийское… – Уберфюрер замолчал, потом хмыкнул. – А я и забыл.
– А ты точно рашишт? – поинтересовался Шакилов невинно. – А то какие-то подошрительно широкие у тебя фшгляды…
– Бронедверь, видишь? – мотнул головой Шакилов. – А вон там в потолке… что, по-твоему?
Иван прищурился. Черт, скоро очки надо будет искать, совсем зрение село.
– Арматурина, – сказал он наконец. – Или труба. Труба? – спросил он Шакила. Тот хмыкнул.
– Бери выше.
– Пулемет, значит. Неужели автоматический?
– Скорее всего. Спецобъект, – сказал Шакилов шепотом. – Это тебе не на ярмарку на Сенной сходить, тут серьезные люди раньше обитали. Подземники. Бывшее пятнадцатое управление КГБ, потом ГУСП ФСО. По слухам, стреляют без разговоров. Не знаю, лично пока не сталкивался… слава Изначальному Диггеру.
– И что там за дверью?
Шакилов пожал плечами, прислонился затылком к каменной стене. Откинулся.
– Не знаю.
– А узнать пробовал?