Иван молча смотрел на нее. Открыл было рот – она быстро выставила ладонь.
– Подожди, – сказала она. Глаза ее блеснули. – Ты должен мне сказать… Я знаю, что ты ответишь, но если не спрошу, то буду думать, что бы ты мне ответил… – Она помолчала. – Долго буду думать.
Иван смотрел на ее губы. Он даже говорить сейчас не мог, в груди что застряло.
– Ты любишь ее? Ее зовут Таня, я слышала.
– Да, – сказал Иван. – Только я никогда ей…
– Не говори, – пальцы Лали прижалась к его губам. – Не говори, иначе кто-то подслушает и сделает так, чтобы это не исполнилось. Я знаю.
Иван стоял, чувствуя на губах ее горьковатый аромат. Он взял Лали за локоть, потянул на себя… отпустил.
– Ты красивая, – он взял ее ладонь и прижал себе к горящему лбу. Прохлада. От ее пальцев стало легче. Лали вся была рядом – с ее пальцами, с ее кожей, с ее длинными ногами, стоящими на земле крепко, упрямо, с ее бешеным нравом… с ее нежностью.
От взгляда на нее у него замирало сердце.
– Не говори так, я буду ревновать. Нет, не буду. Вы, мужчины, можете любить многих женщин. Но ты другой. Для тебя каждая женщина – одна-единственная на свете. Пусть я буду единственной.
Иван помолчал.
– Откуда в тебе столько мудрости, женщина? Тебе же всего сколько?.. шестнадцать?
– Каждой женщине – тысяча лет, – сказала Лали негромко. – И каждой – семнадцать. Это же просто.
– Да, – сказал Иван. – Это просто.
Вернувшись, Иван обнаружил на причале кроме Уберфюрера и Кузнецова, новое действующее лицо. Он кивнул ему, прошел, сел рядом, ничем не выказывая удивления. Не то, что бы брат Лали его совсем раздражал, но…
Но что ему здесь надо?
– Слышали, кавесы совсем сдурели? – сказал Артем.
Кузнецов с Уберфюрером переглянулись.
– Это кто такие? – спросил Иван.
– Ну ты темный, – сказал Артем почти снисходительно. Иван улыбнулся уголками губ. Было забавно слышать такое от молодого парнишки, не старше Кузнецова. – Кавесы – это бывшие диггеры, которые знали что почем. То есть, это у них раньше презрительная кличка была для тех, кто звания диггера не достоин. Но дальше так пошло…
Так стали звать тех, кто копает путь из метро. В Финляндию. Они, наверное, думают, что в Финляндию никто ядерными ракетами не целился. И это почти правда – если забыть про натовский противоракетный радар, который нашим в любом случае пришлось бы уничтожить. Первоочередная цель. Мне отец рассказывал. Он был полковник ракетных войск. Так что Финляндии тоже нет, некуда копать. А они копают.
– Да не к финнам они копают, – поморщился Уберфюрер.
– А куда?
– В Москву.
Иван даже не сразу сумел открыть рот и сказать:
– На хрена? Там же камня на камне… и тот, наверное, радиоактивный.
– Деревня ты, брат. Московское метро – ядерное бомбоубежище класса А. Я вот знаешь, где учился?
– Где?
Похоже, Уберфюрер забыл далеко не все.
– В Керосинке. Так нефтегазовый институт назывался, что на Ленинском проспекте был. Пятый в Европе, между прочим.
– Круто… наверное. И что?
– У нас старшаки рассказывали, что в подвале Керосинки стоит атомный реактор – на всякий пожарный случай. Я как-то сунулся в подвал – куда там, режимная зона! Послали меня куда подальше. Хорошо, не посадили. Потому что от этого реактора Метро-2 питается. Ну, про Метро-2 ты слышал, конечно? Ну, это… Д6! Слышал? – обратился он к брату Лали.
– Н-нет.
– Да все про него слышали. Мол, повезло москвичам, они там в секретное метро схоронились и жрут теперь одни каперсы с ананасами.
Артем помялся.
– Что хотел-то? – сжалился над ним Уберфюрер. – Ну, говори.
– А что такое «каперсы»?
Когда Артем предложил пройтись и кое-что обсудить, Иван кивнул: он ждал этого разговора.
Они прошли вдоль веревочных перил, огораживающих центральный остров, остановились. Фонарь над головой едва слышно потрескивал. Пахло озоном. Артем наклонился и подобрал рыбью кость. Задумчиво бросил в воду, подождал, пока вокруг места падения взбурлит вода от угриных тел, повернулся к Ивану.
– Оставь мою сестру в покое, – сказал Артем резко. – Слышишь, диггер?
– Слышу, – сказал Иван. Не драться же мне с ним? – Все хотел спросить. Почему ты меня терпеть не можешь? Из-за сестры только?
– Не только… – он помедлил. – Ты… ты похож на нашего отца.
Иван поднял брови. День ото дня все интереснее жить.
– Который полковник ракетных войск?
– Отец нас бросил, – сказал Артем с вызовом. – Что ему? Он ушел, а мы остались.
Все наши истории чем-то похожи, подумал Иван, глядя на этого угрюмого паренька. Только у меня, кажется, все наоборот. Это мы с матерью бросили отца. Мать утверждала, что это был лучший ее поступок в жизни. Но иногда по ночам, когда думала, что Иван не слышит, плакала. А он слышал… Тогда они жили на Проспекте Большевиков – который сейчас Оккервиль… Наверное, это любовь, решил Иван. Наверное.
– Как ее зовут? – спросил он неожиданно.
– Что? – Артем вдруг изменился в лице. – Кого зовут?
– Ты знаешь, – сказал Иван. – Ведьму твою.
Артем замолчал. Стоял угрюмый, сжимая кулаки. Напряженный. Ну-ну, подумал Иван, смотри, чтобы скулы не лопнули.
– Лахезис, – ответил он наконец. Вскинул голову, сказал с вызовом: – И она не ведьма. Она самая лучшая женщина в мире! Самая красивая!
Иван кивнул.
– Она это знает?
Артем опять нахмурился.
– Она смеялась, когда я так говорил.
Иван вздохнул.
– Ты не первый и не последний, с кем это случилось. С женщинами это бывает, поверь. Они смеются тогда, когда надо бы плакать… и наоборот.
– Ага, – сказал Артем, глядя исподлобья. – Щас. Если бы ты ей это сказал, она бы не смеялась. Я знаю.