Дыхание Косолапого, его голос. Иван смотрит, как в стеклянном шарике падают последние снежинки, и вспоминает.
Что тебе говорит твой стержень? А, Иван?
– Пошли, – сказал Косолапый. – Теперь ты ведущий.
Почему нет легких ответов на сложные вопросы?
Как бы это все упростило, да, Иван?
Так что тебе говорит дурацкий металлический стержень с рисками, это дурацкий нравственный императив?
Что сейчас правильно?
Думай, Иван, думай.
Забудь все. И все будет по-старому.
Иван встряхнул шарик в последний раз, дождался, когда последняя снежинка опустится на землю. Убрал шарик в сумку. Закрыл глаза, досчитал до пяти. Открыл.
Встал.
– Ты Шакилова не видел?
Солоха оторвался от книжки, поправил очки, посмотрел на Ивана снизу вверх.
– Видел или нет?! – Иван начал терять терпение.
– Он в лазарете. Ты чего, командир?
Черт! Совсем забыл.
– А Пашку?
Солоха покачал головой, глядя на Ивана каким-то странным изучающим взглядом. Словно впервые видел. После своего «религиозного опыта» он был вообще-то какой-то чересчур спокойный. Взять Солоху? А потянет?
Иван задумался.
– Что потерял, Вань? – раздался за спиной знакомый голос.
Сазонов. Так даже лучше. Пашка слишком совестливый, слишком мягкий, когда не надо. А тут нужна жесткость, даже жестокость…
– Ты-то мне и нужен, – сказал Иван, поворачиваясь. – Ствол у тебя при себе?
Знакомая кривая усмешка.
– А ты как думаешь?
Иван опустил взгляд. Рукоятка револьвера высовывалась из сазоновской перевязи, тускло светясь отраженным светом.
– Ага, – сказал Иван. Поднял голову. – Пошли, дело есть.
– Так срочно?
– Ага. Дело есть, а времени нету.
Сазонов улыбнулся.
– Понял, командир. Куда идти?
– За мной.
Жребий брошен. Начинаем военный переворот.
Туннели, туннели, туннели.
Иван вздохнул полной грудью. Здесь, в темноте и гулкой пустоте туннелей он снова чувствовал себя самим собой.
– Найдешь генерала, – приказал он адмиральцу. – Скажешь, что Иван Меркулов будет ждать его у сбойки. По поводу будущего, – Иван жестко усмехнулся. – Скажи ему, что я знаю, где сейчас Ахмет.
«Надеюсь, купится, – подумал Иван. – Я ведь теперь с ним, верно?»
Адмиралец помедлил и убежал.
Почему все всегда приходит к этому? Почему?
– Иван, – сказали за спиной. Он повернулся, все еще погруженный в мысли… замер.
В руке у Сазона был револьвер.
И револьвер этот смотрел на Ивана.
– Брось оружие, командир, – сказал Сазонов негромко. – Ты знаешь, как я стреляю.
Еще бы. Иван осторожно поднял руку и стянул с плеча лямку «ублюдка». Опустил автомат на рельсы, звякнул металл. Иван выпрямился.
– Что это значит? – спросил он.
– Ты соврал генералу, верно? – Сазонов улыбнулся. – А генерал соврал тебе. Все просто.
Иван молчал.
Глупо. Надо было действовать быстрей. Но как же Сазон?..
И тут картинка наконец сложилась.
– Это ведь ты убил Ефиминюка? – спросил Иван, глядя на бывшего друга.
Так вот почему Сазонова не было на блокпосту, где он должен был дежурить вместе с Ефиминюком! Сазонов в это время помогал команде адмиралтейцев пробраться к генератору. А потом вернулся и убил Ефиминюка… но зачем?
Затем, что генератор адмиралтейцам на фиг не нужен. Они бы его не стали тащить через все станции Альянса. А спрятали где-то рядом с Василеостровской… Может быть, даже на Приме. И Ефиминюк им помешал.
Уже тогда Сазонов вел двойную игру. Как он «удачно» расколол адмиралтейца, чтобы тот указал на бордюрщиков. И мы ринулись воевать. Иван сжал зубы от жгучего стыда. И я ничего не понял! Ничего.
Эх, Сазон, Сазон…
Каждый охотник желает знать.
– Он был придурком, – сказал Сазонов. – Он ведь и тебе не нравился, да, командир? Я знаю, что не нравился.
Иван молчал.
– Что, нет тут твоего Пашки? И Гладыша нет? Ай-яй-яй. – Сазонов покачал головой. – Не повезло тебе, Ванядзе. Не вернешься ты на Ваську, похоже.
Иван продолжал молчать. Почему-то его совсем не задело «Ванядзе», но покоробило панибратско-презрительное «Васька».
Чем отличается-то? А отношением.
– Ванька на Ваську не вернется.
Сазонова откровенно несло. Нервничает.
– Знаешь, что интересно, – сказал Иван негромко. Сазонов наткнулся на его взгляд, замолчал. – Ты ведь не плохой человек, Сазон. Только запутавшийся. Тебе самому сейчас от себя тошно. Я же вижу.
– Говори, командир, говори, – пробормотал Сазонов. Улыбнулся, но так фальшиво, что у Ивана скулы свело.
– Лучшие палачи получаются из людей с совестью, верно? – Иван смотрел прямо, не мигая. Лицо превратилось в твердую маску – словно на нем резиновая морда. Словно можно снять свое лицо, как противогаз, – и все закончится.
Нет уж. Хватит с меня исполнения желаний, подумал Иван.
Теперь я до дна хлебну. От начала до конца. Проживу до доли секунды.
– В тебе совесть сейчас горит, – держать Сазона взглядом, держать. Не отпускать. – И плохо тебе, и мечешься. Ты уж извини, что делаю тебе больно. Ты, наверное, давай выстрели в меня, и все закончится.
– Знаешь, – Сазон вдруг шагнул вперед. Поднял руку с револьвером, направил Ивану в лоб. – А я так и сделаю. Готовься, Ван.
Дуло оказалось в метре от головы Ивана. Он видел даже туповатые, срезанные головки пуль в барабане. Стоп. Иван наклонил голову к плечу. Да ведь это же…
– Ты куда «наган» дел? – спросил Иван.
…не старый Сазоновский револьвер. А новенький, блестящий, из вороненой стали. Огромный, как вагон метро.
Маленькая сладкая пуля из красивого синего пистолета…
Привет, Том Вэйтс.