– Пожалуй, я больше не буду играть, – сообщил Водяник со вздохом. Причем, как подозревал Иван, совершенно искренним. Отказ от любимой игры, пусть даже в таком, усеченном виде, профессору был все равно что нож острый.
– Но почему? – спросил тюремщик.
Иван поднял голову. Профессор до сих пор не давал тюремщику повода для подозрений, но рано или поздно это должно было случиться.
– Без таймера это не так интересно… – Водяник начал издалека.
– Будет, – сказал Игнат.
– И мне… мне нужен свет.
А вот теперь основное, ради чего все затевалось.
– Это еще зачем? – насторожился Игнат. – С какой-такой стати?
– Сенсорная депривация, – сказал Проф, словно это все объясняло.
Пауза.
Иван покрылся холодным потом. Ну же!
– А! – сказал тюремщик. – Понимаю. Подавление эмоциональной сферы. Эксперимент «МК-Ультра»?
– «Свечка», – вздохнул Водяник.
– Какая еще свечка? – Иван решил, что ослышался.
– А то! – охранник явно обрадовался. – Конечно, «свечка». Вопрос-то простенький. – Он надолго задумался. – Ладно, будет вам свет. Карбидка подойдет?
– Ацетилен, реакция присоединения, – мгновенно процитировал Водяник.
– Ну, это слишком просто. А если так: архитектор Ян Летцель – чех по национальности – много лет провел в Японии. Построил множество зданий в неклассическом для японцев стиле. После великого землетрясения Канто он вернулся в родную Чехию. И там умер, не дожив двадцати лет до того, как к одному из его зданий пришла всемирная известность. Итак, вопрос: чем же прославилось это здание?
Молчание. Игнат, судя по звукам, начал ерзать в нетерпении.
– Ну же!
Профессор вздохнул и сказал:
– Мне становится сложно думать без света, понимаете, коллега? Я не могу сосредоточиться. Мысли скачут – какая уж тут игра. Понимаете?
– Понимаю, – сказал наконец тюремщик. – И все же попробуйте.
– Ну, я не могу быть уверенным. Может быть, это здание выстояло при ядерном взрыве в Хиросиме?
Откуда они все это берут? Иван даже представить не мог, какой объем знаний нужно впихнуть в мозги, чтобы ответить на подобный вопрос. Да и не только в знаниях дело, конечно…
– Верно, – сказал тюремщик Игнат. – Это было здание городской больницы…
– База Степанова – это всеобщая база вопросов, когда-либо задававшихся на всех ЧГК-турнирах, брейн-рингах и прочих… На «Своей игре», например. Свечка – «сгоревший» вопрос, который уже задавался на предыдущих играх и сгорел, – пояснил профессор. – Что еще? «Перекрутить» вопрос – это найти сложный и неправильный ответ на вопрос, в котором правильный ответ – как раз самый элементарный. Знаточье – ну, это наше внутреннее… «Гроб» – не берущийся вопрос, мертвый…
Иван подумал, что у него крыша скоро поедет не только от темноты, но и от рассказов Водяника. Что может быть скучнее, чем разговор с фанатом о предмете его фанатизма?
Но ради дела – надо. Иван снова начал слушать.
К следующей кормежке тюремщик принес электрический фонарик в длинном обрезиненном корпусе. Так ведь это же мой фонарь! – Иван поднял брови, но ничего не сказал. Хрен с вами, воришки. Главное, что план действует.
Свет. Сейчас это была лучшая вещь на свете.
Глаза профессора блестели, ноздри раздувались. Иван сам невольно увлекся. Водяник с тюремщиком отыграли уже десяток вопросов, счет был 6:4 в пользу профессора… Лицо Игната было мокрым от пота – и счастливым.
Скоро можно будет его брать голыми руками. Он как наркоман сейчас. Только, к сожалению, у них осталось в запасе всего две кормежки.
– Внимание, следующий вопрос, – сказал Водяник. – При постройке московского метрополитена даже планировка станций имела идеологический смысл. В отличие от буржуазного метро, где платформы расположены по краям, а рельсы – посередине, в Москве, как известно, сделали все наоборот. Так что же, в отличие от буржуазии, является главным в метро согласно марксистско-ленинской идеологии? Вот в чем вопрос. Минута пошла.
Щелканье таймера.
Тюремщик вдруг поднял большой палец. Лицо его преобразилось, пылало, плавилось в страсти.
– Да… Да… сейчас! Это… Итак, по нашему мнению, главным в метро… согласно марксистско-ленинской идеологии является… выбор пути!
– И ваш ответ? – уточнил профессор.
– Э-э… Выбор пути.
– Ответ принят, – объявил Водяник. – Внимание: правильный ответ… Это будет…
Тюремщик выпрямился, лицо его светилось. Постоял как пьяный. Неожиданно он покачнулся, обессиленный, отступил к клетке… Прислонился к ней…
В следующее мгновение рука Уберфюрера схватила его за лоб. Другая – взяла за подбородок. Резкое движение. Крак. Жуткий, какой-то смертельный хруст ударил по нервам. Иван вздрогнул. Тюремщик обмяк.
– Многие знания – многие печали, – сказал Уберфюрер. Тюремщик начал заваливаться вперед, колени его подогнулись…
В глазах Игната еще целую секунду горел недоуменный огонь… погас.
Он упал на пол мягко, как мешок, набитый тряпками. Профессор замолчал, потрясенный.
– Мы ведь хотели договориться… Зачем же так? – только и смог сказать он. Уберфюрер присел, просунул руку сквозь решетку, подтянул тело к себе за штанину.
– А как? – Иван посмотрел на Водяника. – Он бы вас ослепил, забыли?
– Он был… – Профессор сел, прислонившись к решетке. Ноги его не держали. – Он был из наших. Знаточье поганое. Черт возьми.
Уберфюрер дотянулся до связки ключей, звяк. Он выпрямился и лихорадочно завозился с замком. Наконец нашел нужный ключ. Щелк. Щелк. Скри-и-ип. Дверь решетки открылась.
Начал освобождать остальных, гремя ключами.