– А он правильно ответил, Проф? – спросил Иван непонятно зачем.
Профессор все так же сидел в своей клетке, глядя на тело. Водяник поднял голову. Какой постаревший взгляд у него, поразился Иван.
– Нет, – сказал Водяник. – Он «перекрутил» вопрос. Правильный ответ: главное в метро – люди. Элементарно.
Дальнейшее запомнилось обрывками. Захватив фонарик, они устроили самый настоящий побег по всем правилам – с наведением паники, криками, неразберихой и битьем часовых…
По пути захватили два автомата и рожок патронов.
Впрочем, им встретилась только пара братьев – иначе трофеев могло быть больше. Слепые не ожидали атаки на своей станции, а противостоять зрячим, когда у тех появился источник света, они не могли.
Ивана с компанией держали, как он и предполагал, в маленьком бункере, вход в него был из туннеля, ведущего на юг, через Озерки и дальше – к Невскому. Так что теперь они шли по туннелю.
Появление света принесло и некоторые сюрпризы.
– Та-ак, – протянул Уберфюрер, глядя на Юру Нельсона. Луч фонаря упирался новому знакомому в лицо. – Та-ак.
– А что? – тот с испугом оглядел себя.
Иван подумал, что еще немного и он не сможет больше сдерживаться. На ржач пробивало – просто сил нет…
– Действительно, в чем проблема, Убер? – спросил Иван. – Он же тебе сразу сказал, как его называют?
Уберфюрер почесал небритый подбородок. М-да.
– Я-то думал, его Нельсоном как адмирала прозвали. Мол, одноглазый…
– Тогда бы был Кутузов, – сказал Иван.
– …и однорукий, – неумолимо закончил Уберфюрер. – Впрочем, это никогда не поздно исправить…
Юра по прозвищу Нельсон оказался негром. Слегка бледным из-за жизни под землей, но – все-таки чернокожим. Бывает, подумал Иван.
Прошло полчаса.
– Фигли, – продолжал возмущаться Уберфюрер, пока они шли по туннелю к Озеркам. – А оно вон как вышло. Какой-то Нельсон Мандела. Эй, Мандела! – обратился он к негру. – Ты правда черный? Или меня глаза обманывают?
Возможно, Уберфюрера и обманывают глаза, подумал Иван, но тогда у нас у всех массовые галлюцинации. Ха-ха. И это говорит человек, использовавший в метро галлюциногенное оружие.
– Отстань от человека, – сказал Иван.
Его поддержал профессор Водяник:
– Действительно, сколько можно?
Уберфюрер остановился, круто повернулся. Иван понял, что сейчас будет драка…
– Баста! Так, я не понял, я что, выгляжу как сосунок, которому нужны советы?!
Иван усмехнулся.
– А я что, выгляжу как человек, которому стоит предъявлять претензии? Как думаешь?
С минуту они смотрели друг на друга – глаза в глаза. Кто кого переглядит. Потом Уберфюрер выругался сквозь зубы и отступил. Дальше пошли молча.
– Похоже, ты действительно немного расист, а, Убер? – спросил Иван миролюбивым тоном.
Скинхед окинул его ледяным взглядом. Ноздри раздувались.
– А ты сомневался?
– А как же Киплинг? – напомнил Иван.
– Он умер.
Самое удивительное, что станцию Озерки (ее название теперь читалось как «Азерки» – из-за населения), про которую Иван слышал много плохого, они миновали без особых проблем. Их даже угостили мясом и напоили зеленым чаем.
Сабантуй, пояснил пожилой узбек, улыбаясь. Праздник весны, понимаешь?
Понимаю. Иван поблагодарил. Основательно заросший Уберфюрер не пробудил в хозяевах никаких подозрений, так что все расстались вполне до вольные друг другом.
Всегда бы так.
Уделку прошли, не задерживаясь. Станция была странная, заброшенная. Односводчатая, с гулким эхом. Они посветили фонарем – обломки мебели, остатки фанеры и смятые банки из-под тушенки. Видно, что здесь не так давно обитали люди – но почему-то ушли. В одном месте луч фонаря выхватил из темноты искалеченную взрывом путевую стену. Везде следы пуль. Что-то здесь случилось плохое. Иван ощущал это затылком, поэтому гнал и гнал спутников дальше.
Еще на подходе к Пионерской они услышали пение детского (или все-таки женского?) хора. Понять было сложно. Но звучало красиво.
Фонарик начал садиться. Иван потряс его – бесполезно. Разве что обколотить батарейки – иногда помогает. А вот нагреть их нечем, зажигалка-то пропала.
Когда путники дошли до блокпоста, их встретила целая делегация, словно Ивана со товарищи давно ждали. Четверо здоровенных парней с автоматами. Посветили фонарями в лица, проверили документы (у тех, у кого были – впрочем, отсутствие документов у Убера и у Кузнецова никого не смутило). Люди, проверявшие паспорта, как на подбор были высокие и крепкие, но откровенно странные. Иван даже сразу не понял, чем они отличаются – кроме очень высоких, тонких голосов.
Какая-то бабскость в чертах лиц.
– Это кастраты, – пояснил Водяник негромко.
– Что? – Иван покрутил головой. – Те самые?
Профессор кивнул.
– Да, именно те, которых сотворил – или изувечил, кому как – Саддам Кровавый.
Один из кастратов, с огромным родимым пятном на левой щеке, вдруг поднял голову. Обратился к другим. В руках у него был паспорт Ивана.
Подошел старший – у него были нашивки на воротнике, – взял паспорт, прочитал. Внимательно посмотрел на диггера.
Да что происходит? – Иван насторожился.
– Кровь Саддама! – крикнул высоким сильным голосом главный кастрат. Он повернулся к своим. Те вдруг перестали быть дружелюбными – мигом наставили на компанию калаши.
– Пройдемте с нами!
– Ну все, – сказал Уберфюрер, поднимая руки. – Нам конец. О такой ли смерти я грезил?
Пока они шли, их охранники кивали остальным. Станция была своеобразная. Односводчатая, того же типа, что и Удельная, но светлая – горела часть фонарей в световом карнизе – и жилая. Местами она была закрыта белыми полотнищами. Зачем – Иван не понял.